Если вынести за скобки темы, обсуждавшиеся неформалами во время акций или в промежутках между ними, то такой же стиль жизни характеризовал и неформалов более ранних поколений, и диссидентов (11).Участники Дружин охраны природы (ДОП) вспоминают: "открытые собрания в нашем маленьком штабе носили весьма своеобразный характер: спорили всегда и по каждому вопросу, часто говорили все сразу, горячо, увлеченно; и попутно у каждого входящего выясняли, где он был, из каких странствий возвратился, что видел, а потом снова возвращались к обсуждению всяких спорных, несомненно важных для каждого вопросов”. “Дружина была той единственной ячейкой, где можно было свободно, без напряжения общаться на любую тему...”. “Для многих приход в ДОП был логическим завершением их “теоретических” выводов о необходимости спасения человечества путем сохранения биосферы, в чем они хотели принимать участие сразу, не откладывая в долгий ящик”. “Когда... человек находил в ДОП настоящее дело, друзей-единомышленников, нередко - супруга, он оставался надолго”. (12).Этот стиль жизни, превращающий неформалов в устойчивую субкультуру, близок "московским кухням", породившим диссидентское движение. Но в отличие от них у неформалов было практическое дело, которому были посвящены собрания. Экологисты были не просто самостоятельны, они были самодеятельны. Позднее, по мере легализации политического плюрализма неформалы быстро освоят политическую нишу.
Постоянный “мозговой штурм” создавал неповторимую атмосферу социального творчества: “Закручивал цейтнот, - вспоминает К.Сумнительный, участвовавший в "постановке" "коллективных творческих дел" - акций коммунарского движения в начале 80-х гг., - Надо было в короткий срок выдать что-то, какой-то "номер", за который не было бы стыдно... За нами ездили педагоги, которые записывали наши действия, нашу методику в деталях. И это было бессмысленно, потому что мы импровизировали. Несмотря на то, что импровизация и технологические заготовки сочетались, попытка копировать "коллективные творческие дела" "старших товарищей" могла вести только к вырождению"... Коммунары представляли собой команду, которой, конечно, было внутри себя хорошо, но на внешнее окружение, его изменение, оно не работало". (13) Для многих коммунаров этого хватало, но часть неформальных педагогов первой половины 80-х гг. считали, что этого недостаточно, что нужно менять мир: “Они показывали школьникам и педагогам, что нельзя жить в тихом болоте, что можно жить иначе. "Миссионеры" уезжали, все снова погружалось в гнилую тишь, но кого-то это будило. У "миссионеров", видимо, не было разработанной социальной программы, они стремились приблизить коммунизм. Но само понимание коммунизма у коммунаров этой волны было очень "широким". Где-то в 1982-1983 гг. В.Хилтонен говорил мне: "Ко мне сегодня заходил один человек, и мы с ним беседовали о раннем христианстве. Но мне кажется, что коммунистическая идея шире, чем раннее христианство". Если коммунистическая идея шире раннего христианства, то она во всяком случае шире марксизма", (14)- рассказывает К.Сумнительный о беседах “лояльных” неформалов в период Андропова. Борьба “самодостаточности” и социального действия была и остается вечным противоречием неформального движения даже тогда, когда социальные задачи поставлены. Но их корректировки не происходит, потому что “внутри себя хорошо”, а перестройка работы ради большего социального эффекта может нарушить “внутренний кайф”. При том, что самодостаточные группы были стабильнее, социально активные придавали движению внутреннюю динамику, обеспечивали обстановку “мозгового штурма”. В реальности большинство групп сочетали обе черты. В зависимости от периода развития группы и обстановки “за окном” доминировали или “самодостаточность”, или “мессианизм”. По мнению М.Малютина развитие неформального движения в период его “расцвета” во второй половине 80-х гг. характеризовалось тремя принципами: “1. Принцип сохранения: люди и группы приходят и уходят, а направления остаются. 2. Принцип пульсации: с определенной цикличностью происходят вспышки массовой активности, сменяемые фазами глубокого спада как соответствующих направлений, так и данной среды в целом. 3. Принцип дополнительности: не только неформал не может обойтись без “официала”, но и наоборот”. (15) Эти наблюдения, которые, конечно, не исчерпывают всех закономерностей развития движения, были верны для определенного промежутка времени. Со сменой исторических периодов изменились отношения неформалов и официалов (они были нужны друг другу в 80-е гг., но позднее только мешают).
Меняется периодичность подъемов и спадов движения. Собственно, то, что было “спадом” в 80-е гг., в действительности обычно означало лишь переход к другим методам работы. Алгоритм развития многих групп 80-х гг. можно описать так: “разработка проекта, подготовка костяка инициативной группы, активная агитация в сочетании с обращением к властям, сплочение сил, присоединившихся к движению на этом этапе, этап “конструктивной работы” (пользуясь определением Ганди).” (16).Этот алгоритм с небольшими изменениями сохранился и в неформальных группах 90-х гг., хотя со временем наметилась специализация на тех, кто предпочитает акционизм, и тех, кому ближе “конструктивная работа”, то есть кропотливая “доводка” проекта без звучных действий (17).Но независимо от пристрастий всем приходится заниматься утомительной “конструктивной работой. Это становится шагом к “профессионализации” человека, его закреплению в движении как “мастера” и “ветерана”. “Кроме “фасадного героизма”, - считает О.Мирясова, - у каждой акции (если это не спонтанный порыв души, а запланированное действие, имеющее цель) есть другая, прозаическая сторона. Это разная там рассылкаа пресс-релизов, разыскивание противогазов или чего-то еще в этом роде, изучение возможных аргументов противников. Вся эта оргработа очень изматывает, особенно, если занимаешься этим сам, без ежеминутной поддержки” (18).Но неформалы по определению - не узкие специалисты. Чередование различных фаз и методов движения жизненно необходимо для его выживания, иначе интенсивная жизнь неформалов может просто разрушить их психику. Несомненна “текучесть кадров” неформальных групп. Она играет роль “сита”, в которое попадают люди, остающиеся в движении уже навсегда. Они составляют костяк субкультуры, о которой говорилось выше. Люди, прошедшие через неформальные группы и покинувшие их, также в большинстве своем сохраняют неформальный дух и связи, становясь “полунеформалами”. Их количество в современной России трудно оценить - это заметный процент населения и весьма значительная часть элиты. Таким образом “текучесть” также была и остается механизмом “онеформаливания” общества. Эта характеристика движения присутствовала в нем с 60-х гг. По мнению куратора дружины МГУ В.Тихомирова значительная часть руководителей дела охраны природы и видных ученых биологов прошла через дружинное движение. (19)В 70-е гг. один из дружинников С.Мухачев сформулировал лозунг “У природы везде должны быть свои люди”. Потенциально это относится не только к “природе”, но и к неформальному движению. Реальные спады различных направлений неформального движения были отражением общей динамики общественного движения, о которой говорилось. Их периодичность существенно отличается от той, которую упомянул М.Малютин. Здесь можно говорить только о двух больших спадах: второй половины 70-х гг. и первой половины 90-х гг. Оба спада вызваны как историческими обстоятельствами (укреплением режима “застоя”, затуханием революционного движения второй половины 80-х гг.), так и постепенным переходом участников движения в следующую психологическую стадию. Причиной этого были и упомянутые исторические обстоятельства, и поколенческие причины - неформалы “шетидесятники” и “восьмидесятники” не могли вечно оставаться людьми идеологическими. Психологический механизм дальнейшего перехода естественно вытекает из предложенной выше модели формирования человека идеологического: по мере борьбы “революционера” за приближение своих идеалов дистанция между моделью существующего и моделью идеала действительно сокращается. С одной стороны, чего-то удается добиться (приблизиться к идеалу), с другой стороны - выяснить свои ошибки (коррекция идеала в торону снижения). Человек становится мудрее, прагматичнее, устает. Итог - переход от человека идеологического к человеку прагматическому - во многом похожему на иерархического, но с одним принципиальным отличием: он не отказался от прошедшей проверку временем части прежних идей, но понял, что достичь их можно только с определенного “плацдарма”, который предстоит выстроить в существующем иерархическом мире. Уставший революционер готов снова стать благопорядочным гражданином, причем как правило преуспевающим (наработанные в предыдущий период опыт и связи никуда не исчезли). Он готов частично интегироваться в Систему ради ее грядущего изменения (20). Возможно два психологически различных пути такой интеграции: - Реформистский - вхождение в признанные, стабильные структуры и использование их для распространения адаптированных неформальных идей и для изменения социума; - Радикалистский - отказ от “сотрудничества с системой”, перенос социальной активности в микрогруппы, сосредоточение социальной активности на нескольких частных проблемах, в отношении которых возможно разовое “действие”. Радикалисты не признают, что их движение интегрировано в социальную систему. Однако интеграция налицо - для их групп существует четко очерченная социальная ниша “акционизма”, которую общество как-то замечает, и частных теоретических бесед на общественные темы с радикальными выводами, которые не выходят за рамки круга в несколько сот человек на крупный город. Понятно, что последовательное движение по одному из этих путей должно привести к переходу неформала в качесвтенно иное состояние - либо в одну из форм истеблишмента, признающего оправданность и неизменность существующих (существовавших) в мире (на Западе, в СССР, в нынешней России, в царской России и т.д.) принципов общественного устройства, либо в одну из форм экстремизма, для которого радикализм действия (вплоть до насилия) является самоценным. В первом случае теряется такой качественный признак неформала, как приверженность социальному творчеству. Во втором случае исчезает органический демократизм, обратная связь с социальной реальностью. Несмотря на то, что уход из неформалов - явление довольно частое, оно далеко не всегда необратимо, и тем более не обязательно даже в случаях довольно длительной интеграции. Оба типа интеграции могут развиваться в трех основных направлениях: политизированный бизнес (попытка получить финансирование для социальной активности, которая все чаще превращается в профессию, когда неформальные действия отходят на задний план или вовсе исчезают); аналитическая работа (научная карьера, создание аналитических центров, работа советниками и аналитиками в официальных организациях, поддержание теоретических кружков и теоретических изданий); участие в неправительственных общественных организациях (от радикальных экологических групп “прямого действия” до массовых традиционных профсоюзов). Интеграция в каждом из направлений приводит (по крайней мере на время) к внутренней авторитаризации, частичной утере неформальности в пользу принципов существующего общества (иначе была невозможна эффективная работа или энергичное противостояние “Системе”).
Как уже упоминалось, условием успеха неформалов, возможности их органичного существования в обществе является преобразование самого общества в соответствии с принципами неформального движения. Так сказать, изменение социума по образу и подобию неформалов. Это обстоятельство все яснее ими осознается. Несколько идеализируя реальную ситуацию, один из лидеров Социально-экологического Союза А.Затока утверждал, что его организация и ее координационные органы развивают “сетевую структуру, позволяющую группам контактировать напрямую, без посредников... Более того, я лично убежден, что к сетевой структуре придет со временем и государственное устройство, потому что при ней дураки идут на дно, а не застревают пожизненно на различных постах... Кто знает, вдруг структура СоЭС станет зародышем нового государственного устройства?” A href="#21" border=0 title="Найти">(21) К сожалению сетевая структура - скорее перспектива неформальных организаций (в том числе и СоЭС), а не их сегодняшний день. Каждая из этих структур работает “в мире сем” и в большей или меньшей степени отягощена внутренним авторитаризмом, борьбой за лидерство и другими чертами общества, в котором приходится “жить и действовать”. Но все же горизонтальные, сетевые связи играют в неформальной среде гораздо большую роль, чем в окружающем обществе, лидерство в них гораздо подвижней и менее иерархично. Деление “неформалы” - “общество” может быть уподоблено не черно-белой схеме, а скорее различным оттенкам цвета - более темный мир и более светлая неформальная среда. При этом ключевым для понимания перспективы отношений, альтернативных властной иерархии, является не только нынешнее состояние неформалов, не только численность их рядов в соотношении с остальной частью элиты общества, но и само стремление неформалов к развитию именно горизонтальных, сетевых связей и элиминированию властной иерархии. Несмотря на былые расколы и обиды продолжается процесс интеграции неформалитета. Во-первых, взгляды “радикалов” и “реформистов” неизбежно сближаются по мере профессионализации работы радикалов (сталкиваясь с невозможностью победить “Систему” сходу, они переходят к кропотливой работе, перенимая методы работы умеренного крыла движения) и идеологизации “реформистов” (сталкиваясь с невозможностью закрепить частные результаты своей работы без социальной стратегии, они возвращаются к актуальности идей неформальной “юности” и, опираясь на новые возможности, распространяют их в своей социальной среде). Во-вторых, происходит процесс возвращения в неформальную среду людей, временно ее покинувших (как не вспомнить фразу Б.Гребенщикова: “Мы пили эту чистую воду, и мы никогда не станем старше”). Восстанавливаются прерванные ранее связи - иногда к взаимной пользе различных социальных проектов, которыми занимаются сегодня былые “товарищи по борьбе”. Разочарование первых послеперестроечных лет проходит, в движении появляются новые люди, не участвовавшие в прежних расколах (впрочем, как уже отмечалось, им приходится проходить эту школу по новому кругу, но иногда знакомство с опытом предшественников позволяет сделать это спокойнее). Встречная эволюция радикалистской и реформисткой мысли может приводить к парадоксальным результатам, когда признанные радикалы оказываются в своих социальных построениях более умеренными, чем классические “оппортунисты”. В качестве примеров приведем работы радикально настроенного анархиста П.Рябова (работает преподавателем философии в государственном Педагогическом университете) и социалиста-реформиста А.Исаева (он был одним из лидеров Конфедерации анархо-синдикалистов, после чего сделал блестящую профсоюзную карьеру и стал секретарем по идеологии Федерации независимых профсоюзов России, вследствие чего считается радикалистами “ренегатом” и оппортунистом). По мнению П.Рябова “... Если традиционный анархизм, ослепленный суеверной верой в науку и прогресс, делал упор на общество, ... то сегодня надо решительно перенести акцент на личное усилие, на личное сопротивление, на личное творчество... На смену прогрессистскому авангардизму революционеров XIX века должно прийти понимание анархизма, как “арьергардного гуманизма” - гуманизма эпохи сумерек человечества... Прав был в этом Эдуард Бернштейн - для анархизма поистине “конечная цель ничто, движение - все”. “Что же, - скажите вы, - зачем нужен отказ от цели, апология движения, движения в никуда?” Но это не так. Попробуйте добежать до горизонта. Не такое уж это праздное и никчемное занятие... И потом - движение, предлагаемое анархическим мировоззрением - не есть дурная бесконечность “движения в никуда”, без руля и без ветрил, - но полное смысла стремление к горизонту, расширение свободы, опрокидывание рамок и разбивание цепей - бунт безнадежный, но не бессмысленный!” A href="#22" border=0 title="Найти">(22) Под этими патетическими словами мог бы подписаться и самый умеренный либерал. Отказ от социального конструирования под угрозой того, что его результаты могут быть приняты за конечную цель (только весьма догматичные представители альтернативных идейных течений мечтают о некоторой конечной цели), означает, что самоцелью является само расширение свобод (причем его темпы оцениваются скептически), а преобразование социальной системы отходит на задний план или объявляется маловероятным. Такой подход, несмотря на радикалистскую форму его изложения, является вполне реформистским. А вот взгляд А.Исаева: “Сегодня общество стоит перед альтернативой: или переход к реальной демократии, обеспечивающей не только контроль избирателей за политической властью, но и участие трудящихся в управлении производством и распределении его результатов, или возврат к авторитаризму на новом уровне. К тому, что Э.Фромм назвал “технологическим фашизмом”, или “фашизмом с улыбающимся лицом”... Там, где совместная деятельность людей строится на принципах солидарности, отсутствует насилие и угнетение. В этом смысле слово “солидарность” является синонимом слова “социализм”... Но социализм, с изложенных здесь позиций, являет собой, скорее, не определенный общественно-политический строй, не стадию или фазу общественного развития, а путь. Путь постепенного преодоления социального отчуждения, очеловечивания общественных отношений, более равномерного разделения власти и ответственности между всеми дееспособными членами общества, справедливого распределения духовных и материальных благ” A href="#23" border=0 title="Найти">(23). Как видим, позиция “радикала” П.Рябова предельно близка подходу “оппортуниста” А.Исаева. Их объединяет эволюционизм, гуманизм, стремление к постепенному социальному освобождению. В то же время с точки зрения социальной программы социалистический реформизм А.Исаева даже радикальней либерально-анархического реформизма П.Рябова, поскольку вместо исторического пессимизма “сумерек человечества” предлагает путь качественного преобразования существующей социальной системы. Это преобразование может идти разными путями - от массовых движений революционного типа (подобие второй половины 80-х гг. в СССР или 60-х гг. на Западе) до “тихого наступления” - создания, укрепления и расширения альтернативных, “неформалоподобных” общественных форм.
Важной чертой нового этапа в развитии неформального сообщества становится движение альтернативных поселений, где неформальный стиль жизни воспроизводится на уровне целостного социума. Большинство таких поселений в России имеют педагогическую направленность, и таким образом воспитываются неформалы следующего поколения, органически связанные с этим стилем жизни как социально-психологическими стереотипами, закрепленными с детства, так и преемственностью между учителем и учеником A href="#24" border=0 title="Найти">(24). В итоге неформальное движение начинает приобретать очаговую структуру, при которой сети связей между людьми, вынужденно сочетающими неформальный и формальный стили жизни (иначе в современной урбанизированной цивилизации нельзя), дополняются небольшими устойчивыми социумами, в который неформальный образ жизни воспроизводится в комплексе. Собственно, устойчивость очагов нового образа жизни, рассчитанных на его распространение, и может стать отличительной чертой нового этапа неформального движения, которое прежде располагало только временными очагами (будь то группа энутзиастов-экологов, работающих в заповеднике, неформальный клуб во время акции, “лагерь протеста” или короткоживущее поселение).
Горизонтальные связи неформалов сегодня опутывают практически всю систему гражданского общества (СМИ и общественные организации), опосредованно связывая между собой самые разные структуры, и проникают довольно высоко в структуры власти (достаточно вспомнить, что высшие государственные руководители “нового поколения” А.Чубайс, Б.Немцов и В.Юмашев прошли в свое время школу неформальных движений и унаследовали соответствующие связи). Встречаются бывшие неформалы и в мире бизнеса. Это не значит, что “ползучее наступление” неформалов закончилось победой. Карьерные успехи бывших неформалов - лишь потенциальная возможность расширения альтернативного неформального общества. Преобразование социума по образу и подобию неформальной среды может быть результатом более глобальных социальных процессов, чем активность неформалов A href="#25" border=0 title="Найти">(25), но несомненно, что неформалы становятся орудием такого преобразования, поскольку они не могут жить, не изменяя среду “под себя”, поскольку современная социальная система построена на основе других признаков. Более того, неформальная генерация элиты (даже не входящая в среду неформалов, но прошедшая школу движения и унаследовавшая соответствующие психологические черты) оказывается в состоянии психологического неприятия и противоборства, иногда весьма жесткого, с другой психологической генерацией: номенклатурно-мафиозной. Еще одна генерация - номенклатурно-хозяйственная - может тесно сотрудничать, интегрироваться и смешиваться с двумя другими. Но противостояние номенклатурно-мафиозных и неформальных принципов организации общества носит принципиальный характер. По существу в этом противостоянии - выбор пути России в XХI век. Или страна изменит свою структуру в направлении информационного общества, основанного на горизонтальных связях, или окончательно превратится в типичную страну Третьего мира - авторитарно-мафиозный “придаток” передовых стран мира.
1997 1.Здесь и далее речь идет о неформалах-общественниках, явление неформалов как течения в молодежной субкультуре поскольку оно не связано с общественной активностью, требует отдельного исследования и здесь не рассматривается.
2.См. Шубин А. Гармония истории. М., 1992. С. 285-291; Исаев А. Экономическая демократия. Современная идеология традиционных профсоюзов России. М., 1997. С. 15-19; Шубин А. Социальная экология. // Исаев А., Шубин А. Демократический социализм - будущее России. М., 1995. С. 101-108; Шубин А. Ритмы истории. Периодическая теория общественныого развития. М., 1997. С. 4-5, 18, 37, 50-52.
3.Иногда это приводит к “упаднической” и даже агрессивно-истерической реакции некоторых участников движения на прошедший период его развития. Пример первого: Рябов П. Стратегия движения: генеральное отступление. “Община”, N 48. 1992 г. Пример второго: Фомичев С. Прелюдия к анархизму. “Третий путь”, N 44. 1996 г.
4.От политического монизма - к реальному плюрализму. Неформалы. Социальные инициативы. М., 1990. С. 57-58.
5.Юшенков С. Неформальное движение: общая характеристика и основные тенденции развития. Неформалы. С.45.
7.Акции экологического движения: руководство к действию. Ч.3. М., 1996. С. 24-25.
8.Мирясова О.А. Беседа с автором. 15 февраля 1997 г.
9.О роли неформального движения в событиях Перестройки см. Неформалы; Общественные самодеятельные движения. Проблемы и перспективы. М., 1990; Тоталитаризм в Европе ХХ века. Из истории идеологий, движений, режимов и их преодоления. М., 1996. С. 489-492, 494; Шубин А.В. Гармония истории. М., 1992. С.182-193; Шубин А. Революция, которую мы пережили. 1988-1993 гг. // Исаев А., Шубин А. Демократический социализм - будущее России. С. 75-80)
11.См. Шубин А.В. Истоки Перестройки (1978-1984). М., 1997. С. 266-271, 311-315.
12.30 лет движения. Неформальное природоохранное молодежное движение в СССР. Факты и документы. Под ред. Мухачева С.Г., Забелина С.И. 1960-1992. Казань, 1993. С. 25; Яницкий О. Экологическое движение в России. М., 1996. С.44; Саяпина Ю. Свои люди у природы” Про эко. N 11, 1996. С. 10.
13.Сумнительный К. Беседа с автором 1 октября 1996 г.
21.Затока А. Почему мы такие или пособие для понимания устройства Социально-экологического Союза. Вестник СоЭС. март 1994. С.4-5.
22.П.Рябов. Анархические письма. Письмо первое. “Наперекор”, 1997. N 5. С. 8-9, 13.
23.Исаев А. Экономическая демократия. Современная идеология традиционных профсоюзов. С.23, 45-46.
24.О наиболее крупном поселении такого рода общине “Китеж” см. Шубин А. “Град Китеж”. // Исаев А., Шубин А. Демократический социализм - будущее России. М., 1995. С. 27-32.
